27 Сломанные крылья

 

Подводя итоги после стихийных событий, которые унесли множество жизней, капитан Хартголд насчитал одиннадцать человек в своей новой команде, включая его самого. Это было ничтожно мало для того, чтобы продолжать захваты судов, но достаточно, чтобы увести корабль в бухту Нассау.

Ричард Палмер, прежде исполнявший роль капитана на Доброжелателе, умер в бою. А так как он передал бразды правления Генри Хартголду, то и никаких сомнений в его позиции не было. Все радостно приняли прежнего капитана, но один человек оставался безучастным. Его имя было Питер Конли, и он был плотником. После собрания он явился к капитану на ковер и встал напротив его стола.

– Капитан, тут такое дело… – неловко заговорил плотник и украдкой взглянул на Джоанну, которая угрюмо сидела на подоконнике за спиной капитана.

– Продолжай, – велел Генри.

– На Доброжелателе я всегда был невольником. Ричард Палмер захватил наше торговое судно несколько месяцев назад и пообещал мне, что отпустит через три месяца, когда я обучу новых парней своему ремеслу. Ну так вот, срок давно истек.

Капитан заерзал в кресле от дискомфорта. Мало того, что людей и без того было недостаточно, так и не все из них собирались оставаться.

– Не хочешь ли ты меня попросить о свободе, Питер?

– Выходит, что хочу, капитан, – облегченно закивал плотник.

– И что случилось с теми, кого ты обучал? Умерли, поди?

– К сожалению, да.

Капитан Хартголд поразмыслил немного и хитро добавил:

– Ну так, учитывая обстоятельства, свое обещание ты так и не выполнил.

Лоб Питера Конли покрылся испариной, и он еще более напряженно заговорил:

– А есть ли смысл держать обещание человеку, который уже умер? – не сдаваясь, спросил плотник.

– Так ты обещал капитану Доброжелателя. Ну что ж… – задумавшись, заключил Генри. – Я капитан Доброжелателя.

– Сэр, я в море полгода, и четыре месяца из них – на пиратском корабле. Я хочу увидеть свою семью…

Капитан торопливо перебил его:

– О нет, только не дави на жалость. Ну где я найду сейчас нового плотника? Ты – редкий человек и нужен нам. Давай так: если я найду тебе замену на Нью-Провиденсе, ты пойдешь куда захочешь, но если нет, то я попрошу тебя обучить новых людей. Это будет означать, что тебе надо остаться с нами еще на три месяца. По рукам?

У Питера Конли беспомощно опустились плечи, и он тяжело вздохнул:

– Капитан, за эти три месяца я могу погибнуть, как чуть не погиб в этот раз. – Он развернулся и двинулся к выходу.

Генри резко подскочил с места, боясь потерять нужного ему человека:

– Ты храбро сражался, Питер. Ты ценен здесь… Хорошо… Два месяца – и всё. Два месяца – и ты свободен. Более того, домой ты вернешься не с пустыми руками, это я тебе гарантирую.

Плотник ничего не ответил, а лишь махнул рукой и ушел. Капитан Хартголд, оставшись в тишине, почувствовал осуждение за спиной и, обернувшись, увидел расстроенное лицо Джоанны.

– О-о-о, только не надо на меня так смотреть! Я не могу так просто разбрасываться ценными людьми.

 

За то время, пока Доброжелатель добирался до родной гавани, лежащей вдали от Наветренных островов, капитан Хартголд успел сдружиться с французом. Джоанне это казалось немыслимым, учитывая то, как они оба препирались в начале своего знакомства и какое напряжение сквозило между ними.

Клод Бертран был остер на язык и при этом умело сглаживал углы, когда ненароком переходил границы. Улыбчивый и харизматичный француз был интересным  и приятным собеседником, но всё же казался Джоанне скользким и хитрым. И она начала подозревать, что он вполне мог быть не тем, кем хотел казаться.

Его печальная история показалась девочке очень обобщенной, и за этой недосказанностью могло скрываться нечто большее. Возможно, он был таким же пиратом, как и сам капитан Хартголд, а высадить на остров его могли за какую-то серьезную провинность.

Впрочем, кем бы он ни являлся, Джоанна предпочитала не доверять ему, оставаясь лишь молчаливым наблюдателем.

По прибытии в Нью-Провиденс Клод Бертран еще раз подошел к Джоанне и завел разговор, предлагая ей свою помощь, но она хладнокровно промолчала в ответ. На что француз заволновался и начал оглядываться.

– Ты понимаешь, Джоанна, – продолжил он совсем тихо, – если я сейчас уйду, то, возможно, уже не вернусь. Ты останешься здесь совсем одна, и тебе вряд ли кто поможет. Потому что эти люди не знают, что такое жалость.

Джоанна понурила голову и отвернулась, борясь со своими противоречивыми мыслями. Француз мог оказаться честным человеком, и тогда он рискует подставить себя под удар, и всё это – ради какой-то малознакомой девчонки, которая так завралась, что уже и не помнит правды. 

В то же время, Клод мог оказаться абсолютным злодеем и, втеревшись в доверие, мог разговорить Джоанну. И если такое случится, то он непременно отдаст ее на милость капитану Хартголду, с которым разговор у нее будет очень короткий. И Джоанна не тешила себя надеждой о том, что сможет разжалобить его, потому что ее ложь затянулась уже настолько, что она не только внесла раздор в команду, но и многих уже погубила.

– Это твой ответ? – уточнил Клод, выждав некоторое время.

Джоанна в смятении молчала, не осмеливаясь посмотреть французу в глаза.

– Насколько же он тебя запугал, что ты не отваживаешься на борьбу?

Девочка съежилась под его давлением, стыдясь самой себя. А Клод склонился к ней ближе и назидательным тоном заключил:

– Знай, Джоанна, я ухожу отсюда с тяжелым сердцем. Надеюсь, однажды ты разберешься в своих чувствах, и тогда не будет слишком поздно.

Клод развернулся и, подойдя к сходням, спустился на причал. Джоанна с болью провожала его, глядя ему вслед, пока этот таинственный француз не скрылся в толпе. Уходя, он не обернулся, и Джоанна пожалела об этом. Ей казалась, что с ним исчезла последняя ее надежда. Однако Генри Хартголд сделал всё, чтобы она оставалась рядом с ним по собственной воле. Ведь здесь, в преступном Нассау, бежать было бессмысленно и даже глупо: учитывая предыдущий опыт, Джоанна давно поняла, что в этом месте сохраннее всего держаться рядом с капитаном.

Когда они сошли на берег, Генри устроил Джоанну на ночлег в привычном борделе, в котором часто останавливался до этого. Ведь здесь его всегда ждала Молли, а узнав о том, что он прибыл в порт, она сразу же поторопилась отогнать от себя других назойливых клиентов.

Как ни странно, в этот раз капитан не запер дверь Джоанны и даже не поставил охрану у ее комнаты, а лишь велел ей запереться изнутри и ради безопасности не выходить из борлеля. Это обескуражило Джоанну: это могло значить лишь одно – он начал ей доверять. Как бы там ни было, теперь Джоанне и не пришла бы в голову мысль покинуть бордель в одиночку.

Покончив со всеми делами, капитан Хартголд поторопился уединиться с Молли. А получив долю ласки и продажной любви, он оторвался от нее и потянулся за бутылкой вина. Отпив немного, он повалился на спину, устало раскинувшись в постели. Молли взяла его некогда пораненную ладонь и поцеловала ее:

– Подумать только, в этот раз ты мог и не вернуться вовсе.

– Моя милая Молли, я могу не вернуться каждый раз, когда выхожу в море, – тихо ответил он, нежно взглянув на нее.

– Но в этот раз всё было куда опаснее. – Она придвинулась к нему и прижалась к его груди. – Ты был на самом краю, и вот ты здесь, рядом со мной, живой, и раны твои уже почти зажили. Это просто чудо. Вы были зажаты в угол, окруженные врагами на проклятом острове с дикарями. Это немыслимо.

– Да уж, тут не поспоришь. И не все из нас выжили, и не все из нас, к сожалению, остались целы.

– Ты имеешь в виду эту бедную девочку?

Генри ничего не ответил, а лишь виновато отвел взгляд.

– Может, хватит таскать ее за собой? Ты ее погубишь, как ты этого не понимаешь?

Он молчал, сжав зубы, и не мог вымолвить и слова.

– Ты ее любишь? – внезапно спросила Молли, облокотившись о локоть.

Генри тяжело вздохнул.

– Я люблю только себя, – цинично заключил он и улыбнулся.

Молли усмехнулась ему в ответ, но в тот же момент лицо ее стало серьезным:

– Я тоже тебя люблю.

Генри засмеялся.

– Ты говоришь это каждому своему клиенту, дорогая, – погрозив пальцем, ответил он. – Но ты меня не обманешь.

– Вовсе нет. Я говорю это только тебе, – возмутилась Молли.

Генри вздохнул и задумался, почесав бороду.

– Что ж, тогда это имеет очень высокую цену. И я, кстати говоря, плачу ее каждый раз.

Молли звонко загоготала:

– Ох, Генри! Я люблю тебя бесплатно уже давно, ты сам даешь мне деньги на расходы. Это твой осознанный выбор.

Генри опешил и замер на мгновенье:

– По-моему, меня развели как барана.

– К тому же, ты – единственный клиент, который заботится не только о своем удовлетворении, но и о моём. Поэтому все твои попытки казаться бесчувственным и жестоким мне смешны. Потому что я знаю, какой ты на самом деле.

Генри сел в кровати, поднявшись чуть повыше.

– И какой же я? – заинтригованно спросил он.

– Ты добрый и очень чувственный, но так как твое окружение не приемлет такие черты, ты пытаешься скрыться за показной грубостью. Только и всего.

Генри смутился:

– Только не говори этого никому, а то мне придется тебя убить. 

– Хорошо, – успокоила его Молли – и тут же подлила масла в огонь: – Но только если ты женишься на мне.

– Женюсь? – усмехнулся Генри. – Молли, ты спятила?! Мы, конечно, прекрасная пара и идеально подходим друг другу, но как ты себе это представляешь? Я буду пасти коров, а ты – продавать молоко? Или, может, заведем свиней? Нарожаем кучу детишек и будем добра наживать?

– Да вот хотя бы и так!

– Господи! – Генри подскочил и начал раздраженно одеваться. – Да ты ополоумела! Развела меня на деньги, а теперь замуж захотела. Не бывать этому!

Молли засмеялась и тут же стала серьезнее.

– Ты слышал об амнистии? Сейчас все об этом говорят. Ты можешь стать свободным, честным человеком в любой момент. Ты можешь получить прощение короля…

– На хую я вертел его прощение! – резко перебил ее капитан Хартголд. 

Молли быстро поднялась и, набросив на себя халат, торопливо подошла к Генри.

– Ты ходишь по острию ножа и рискуешь своей жизнью! Ради чего?

– Ради самого процесса, Молли! – вскрикнул Генри. – Жизнь одна и такая короткая, я хочу всё или ничего! А иначе какой смысл этой жизни? Это может звучать наивно и даже придурковато, но, черт возьми, по-моему, это ужасно романтично! Ты так не считаешь?!

– В смерти нет ничего романтичного, Генри!

– О-о-о… Нет, ты ошибаешься, смерть – это и есть романтика! – заключил он, подняв вверх свой обрубленный палец.

– Ну, раз так, то и заигрывай с ней дальше! Можешь даже жениться на ней!

– Однажды это непременно случится, но всему свое время, – уже спокойнее заключил Генри.

– Убирайся из моей комнаты! – вскрикнула Молли, топнув ногой.

– Я, конечно, уйду… Но я вернусь сегодня вечером. И ты мне не откажешь.

– Мерзавец! – вскрикнула Молли ему вслед.

– Проститутка! – небрежно кинул Генри через плечо и, выйдя, захлопнул дверь.

 

Целый день и целый вечер Джоанна только спала и кушала. Ела она в полном одиночестве, несмотря на просьбы капитана присоединиться за ужином.

Вечером она приняла горячую ванну и растворилась в ней. Молли принесла свежую одежду, и Джоанна на радостях надела ночную сорочку и нырнула под одеяло. Она заснула очень быстро и крепко, как никогда прежде, а проснулась только к обеду.

В борделе в это время было тихо, и Джоанна наслаждалась покоем, лежа в постели и зарывшись в подушках, пока в ее дверь не постучали. Она капризно взбрыкнула и стянула с себя одеяло. Открыв дверь, Джоанна оторопела и тут же отступила, стоя на голом полу в одной ночнушке.

– Ты хорошо спала? – бодро спросил ее капитан, пряча что-то за спиной. – Я могу зайти?

Джоанна робко кивнула и пропустила его в свою комнату, закрыв за ним дверь.

– Знаешь, милая, – дружелюбно начал говорить Генри, – когда мы были на том проклятом острове, я наобещал тебе всякой ерунды, потому что я был почти уверен, что мы не выберемся. Но так как мы выжили, я был просто обязан исполнить свои глупые обещания. 

Джоанна загадочно на него смотрела в ожидании сюрприза, и тогда Генри вынул руку из-за спины и протянул ей подарок. Это была клетка, накрытая темной тряпкой. А когда Джоанна сорвала ее, то увидела большого попугая ара с желтой грудкой и сине-зелеными крыльями. Он был таким красивым, что на лице у девочки сама собой растянулась улыбка, и Джоанна трепетно взяла его в руки и прижала к себе, а попугай, на удивление, не возразил ей, хоть поначалу и спорхнул с испуга.

– Его зовут Джек. Он мне показался неглупым. Правда, одна досада: у него было перебито крыло, и он плохо летает. Но зато ему не нужна клетка, и он всегда будет с тобой рядом. Я его даже кое-чему научил. Ну-ка, Джек, скажи свою коронную фразу. Джек?

Попугай встрепенулся, изучающе поводил глазом и вдруг заговорил:

– Золотце мое, иди поцелую!

Джоанна внезапно засмеялась и потянулась к нему губами. Джек коснулся ее большим черным клювом и, кокетничая, отстранился и закрутил головой.

– Ну вот, ты уже смеешься. Я очень рассчитывал на это.

Девочка посадила попугая на стол и, сев напротив, взяла из тарелки виноградинку и покормила его. Джек с удовольствием разделался с угощением и забегал по столу.

– Золотце мое, иди поцелую! – опять твердил он радостно. – Иди поцелую! Иди поцелую!

 

Настал вечер, и бордель наполнился шумом и весельем. 

Эрик тем временем не находил себе места. После печальных событий, которые случились с ними на острове, и в особенности после ранения Джоанны он совсем зачах и приуныл, а по прибытии в Нассау и вовсе стал сам не свой.

Даже сейчас, когда вино и ром лились рекой в шумной компании приятных барышень, он был задумчив и молчалив. Ему было больно проводить время в радости с братом, когда сердце его обливалось кровью за невинную девушку, которая, как и прежде, оставалась невольницей, где бы она ни была, в море или на суше.

Генри видел его состояние, но из-за чувства вины решил просто забыться в пьяном угаре. И по возможности не давить на и так больную мозоль. К ночи он напился уже так, что все его боли забылись, но лицо Эрика, мелькавшее перед глазами, не могло его утешить, а только всё больше давило на него.

– В чём дело, Эрик? – обратился Генри, не выдержав напряжения.

– Да ни в чём, – понуро ответил юноша, пытаясь замять тему.

– Ну-ка, дамы, принесите-ка нам еще выпить, а я тем временем потолкую с братом. Давайте, давайте, – поторопил их Генри, и Молли со своей подругой вышли, игриво покачивая бедрами и хихикая. Он проводил их взглядом и приобнял Эрика. – Ну, что такое, парень? На тебе лица нет.

Эрик долго молчал и отнекивался, кусая губы.

– Мне-то ты можешь сказать.

– Я… я хотел бы попросить тебя об одном…

– Что такое?

– Отпусти Джоанну.

Генри разочарованно посмотрел на младшего брата и сжал его плечо:

– Эрик, давай только не начинай об этом. 

– Но это именно то, что меня тревожит! – вскрикнул юноша, вскочив с места. –  Я так больше не могу! Она так много пережила… Она не заслуживает всего этого… Как ты не понимаешь?! У тебя, что же, совсем нет сердца? Ты хочешь, чтобы с ней случилось то же, что и с Летицией?

– Эй, а ну закрой свой рот! – возмутился Генри и вскочил с дивана. – Ты сейчас ходишь по очень тонкому льду, приятель! Не смей даже упоминать ее имя!

Эрик умолк и стушевался:

– Я… просто прошу о милосердии…

Генри подошел к нему совсем близко и взял его за лицо:

– Эй, посмотри на меня.  Я позабочусь о ней. Не бойся за нее. Я к ней очень добр.

– Твоя «доброта» убивает…

Генри разочарованно отпустил Эрика и устало потер глаза.

– Я не хочу больше слышать об этом.

Эрик, переполненный эмоциями, выбежал из комнаты. Слоняясь без дела, он долго думал о том, как поступить, и догулялся до поздней ночи. Чувства кипели в нём, и он не мог больше оставаться в стороне. Он явился к Джоанне, когда она уже спала, но девочка всё же впустила его в свои покои.

– Прости меня за то, что вваливаюсь к тебе так поздно. – Он помялся у порога и неловко прошел чуть вперед, закрыв позади дверь. – Ты, наверное, уже слышала о том, что Генри решил пойти в рейд с капитаном Хитчем?

Джоанна отрицательно помотала головой.

– Они разговаривали вчера в трактире и решили, что неплохо бы было опять воссоединиться. У них, как ты понимаешь, не всё гладко, особенно у Генри с его маленькой командой. А новых людей найти ох как непросто. Ты знаешь, из-за проклятой амнистии люди побежали сломя голову просить прощения у короля, и теперь всё стало куда хуже для Генри. Он готов браться за любое дело, лишь бы урвать кусок. Но тучи сгущаются над этим проклятым островом, и теперь никогда не будет как раньше. Генри и Джон раньше ходили в море вместе, и то, что они творили, было ужасно. Я не хочу испытать это вновь. И более того… я не хочу, чтобы и ты стала свидетелем всего этого. – Эрик подошел ближе, нервно сжимая в руках шляпу. – Я знаю, что этим я предаю брата, но иначе я не могу. Джоанна, пожалуйста, пойдем со мной. Я клянусь тебе, я никогда в жизни тебя не обижу. Я буду всегда рядом. Только, пожалуйста, доверься мне.

Девочка со слезами посмотрела на Эрика. Он взял ее руку, но она тут же ее вырвала и отстранилась.

– Прошу тебя, Джоанна. Он – жестокий человек, я его хорошо знаю.  Своим отказом ты заставишь страдать нас обоих, потому что я пойду за тобой, что бы ты ни решила.

Джоанна стояла, понурив голову, и опасливо смотрела на Эрика. Доверия к нему у нее не было, и она решила, что доверять она будет только своему сердцу. А сердце в данном случае велело ей оставаться неприступной скалой. И она хладнокровно выстояла эту роль.

Выждав, Эрик помялся еще около нее и оскорбленно ушел. Джоанна лишь подбежала к двери и, закрыв ее, опустилась на пол и закрыла лицо руками.