25 Возмездие

 

Незнакомец тяжело поднялся на ноги. Он был высок и строен, и даже усталость и раны не помешали ему выглядеть достойно и гордо. Его черты лица были выразительны и благородны, несмотря на рваный наряд, в котором, однако, прослеживалась былая изысканность и утонченность. Он спокойно смерил взглядом бывшего пленника и серьезно взглянул ему в глаза.

– Я, любезный господин, всего лишь тот, по чьей воле вы и ваши люди еще живы, – заговорил он приятным тембром, но с легким французским акцентом. – Я убедил вождя Гуамани в том, что вы не опасны, хотя я прекрасно вижу ваше лицо, и что-то мне подсказывает, что вы не простой моряк и даже не торговец. Я думаю, что на ваших руках много крови, не меньше, чем у людей, которые побывали здесь этой ночью, однако меня смягчил тот факт, что с вами была раненая девушка и ребенок.

Генри скривился от того, что этот незнакомец оказался чересчур наблюдательным, да еще и по-хамски вежливым, потому что никак иначе он не смог растолковать такую надменную речь.

– И что же не так с моим лицом, позволь спросить? – насупился Генри.

– Очевидно же, что вы – человек, не раз бывавший в бою, у вас это в буквальном смысле написано на лице. И взгляд, надо сказать, у вас недобрый.

– Ну что ж, Мистер Проницательность, – съязвил капитан, – а как насчет того факта, что ты здесь находишься очевидно очень давно и готов хвататься за любую возможность убраться отсюда, будь твой союзник хоть сам дьявол?

Незнакомец смущенно улыбнулся.

– Что ж, это резонно. Враг моего врага – мой друг, поэтому не будем больше соревноваться в остроумии, – заключил он и протянул руку пирату.

– Да я даже еще не начал соревноваться, – ответил, подозрительно прищурив глаз, Генри и пожал ему руку.

– Меня зовут Клод Бертран, – представился наконец этот таинственный человек.

– А, француз, значит… – бросил небрежно бывший пленник и с не меньшим пафосом представился новому знакомому: – Я капитан Генри Хартголд.

– Звучит безобидно, хоть вы и пират, – подметил Клод Бертран.

– Уверяю тебя, мой дорогой друг, это только звучит так,  – раздраженно ответил Генри и резко отпустил его руку. – Как ты оказался здесь?

Клод печально опустил глаза, будто вернувшись в прошлое, и тут же твердо  посмотрел на собеседника:

– Ничего незаурядного. Я всего лишь стал жертвой кораблекрушения пять лет назад. Я потерял всё и чуть не расстался со своей жизнью, если бы не эти добрые люди, которые приютили меня и вылечили. Я благодарен им и готов пойти на многое, чтобы отомстить за нанесенный им вред.

– Что ж, пожалуй, наши истории в чём-то схожи. Я тоже имею зуб на этих проклятых испанских собак. Они разгромили мое судно, и теперь вернуться домой я могу только при условии, что отобью у них корабль. У нас есть немного оружия и припасов, и вместе мы могли бы натворить делов.

 

Девушка, которую капитан Хартголд по случайному стечению обстоятельств спас этой ночью, появилась, выйдя из леса, и, увидев вождя с разбитой головой, тут же с рыданиями бросилась в его объятия, упав перед ним на колени.

Она что-то залепетала, и Гуамани, выслушав ее, с усилием поднялся на ноги и, оценивающе взглянув на своего пленника, начал говорить.

Генри насторожился и изучающе смотрел то на Клода, то на вождя.

– Что он говорит? – полюбопытствовал он.

– Гуамани благодарит тебя за спасение дочери и хочет предложить тебе некие условия.

– О, ну надо же… Он, значит, будет условия мне ставить?

– Да, он будет ставить тебе условия, – хладнокровно подтвердил Клод и вновь обратил свое внимание на вождя. Он долго его слушал, а в заключение всего кивнул ему и заговорил: – Гуамани сказал, что он даст тебе свободу, только если ты принесешь голову испанского капитана. И только в этом случае он даст возможность уйти тебе и твоим людям.

Генри задумался на мгновение и, не моргнув и глазом, ответил:

– Скажи ему, что я сделаю это с удовольствием.

 

Клод Бертран, зная весь остров как свои пять пальцев, осведомил капитана Хартголда и его людей о всех возможных тропах, ведущих к бухте, а также сообщил о том, что добраться туда можно и на каноэ, так как в густом лесу скрывается извилистая река, которая выведет их к нужному месту гораздо быстрее, чем можно было бы предположить. И возможно, им даже удастся опередить врага, так как путь с пленниками через тропический лес в темное время суток может оказаться для испанцев изнурительным и более долгим. Это обрадовало капитана, и, не тратя лишнего времени, они снарядили себя оружием, взяли с собой еще семерых уцелевших индейцев и отправились в путь, оставив в деревне лишь стариков женщин, детей и тяжело раненных.

Капитан Хартголд, имея немалый опыт войны, взял на себя командование, а Клод стал его переводчиком. Генри объяснил своим людям и французу, что действовать они будут тихо, организованно и до рассвета. Самое главное сейчас – это не дать сесть испанцам в лодки и добраться до судна быстрее них, чтобы не потерять преимущество.

Течение реки и усиленная гребля помогли добраться до бухты в очень сжатые сроки. И хотя у них была фора, нельзя было забывать что испанцы двинулись к кораблю значительно раньше, а значит, и ждать их здесь следовало очень скоро.

В черноте тропического леса не было видно ни огонька, а на белом песке еле виднелись две брошенные лодки. Огни Доброжелателя обозначили путь, и капитан Хартголд поторопил гребцов. Под покровом ночи и совершенно незаметно они приближались к кораблю, в то время как с берега появились огни. Оставалось слишком мало времени, чтобы осуществить задуманное. Как только испанский капитан ступит ногой на палубу Доброжелателя, корабль уже должен быть захвачен, а все враги – устранены.

Добравшись до судна, Генри первым поднялся по якорной цепи и, затаившись за бортом, оценил обстановку. Вооруженный вахтенный лениво прохаживался, без особого энтузиазма осматривая палубу. Очевидно, он не ждал сейчас незваных гостей.

Капитан Хартголд вцепился в борт уже давно знакомого ему судна и перелез преграду, стараясь держаться в тени. Первая смерть была быстрая и тихая: Генри перерезал горло испанцу, закрыв ему рот, и уложил бесшумно на пол. В этот момент на палубе показались Томас и Клод, следом поднялись и остальные.

Генри взглянул на берег и увидел, что одна лодка уже отчалила и стремительно приближалась к судну. Его это встревожило: теперь надо было работать еще быстрее. Эрик подобрал мушкет убитого испанца. Брат предупредил его, что стрелять нужно только в крайнем случае, чтобы люди в лодках ничего не заподозрили.

Он намеревался сделать всё тихо, но не получилось. Вторая их жертва оказала яростное сопротивление. Испанец успел выстрелить, раздался грохот, пуля угодила Томасу в плечо, и теперь уже не было смысла соблюдать тишину. Эрик открыл огонь и тут же убил взбунтовавшегося вахтенного выстрелом в лицо. Все происходило так быстро, что юноша даже не сразу смог осознать, что впервые убил человека. Руки его дрожали, но откинув мушкет, он вынул из ножен саблю. 

Из кубрика на палубу выбежали еще несколько человек. Раздались выстрелы со стороны испанцев, и пара индейцев упала замертво. А остальные их собратья бесстрашно набросились на врага, хотя немного необдуманно подставили себя под пули.

Француз показал себя во всей красе. Он оказался неплохим фехтовальщиком и, быстро изводя своего соперника, выбил саблю из рук и проткнул его грудь насквозь, помогая капитану Хартголду оттеснить врага назад.

Но время истекало, и Генри хорошо помнил о том, что совсем скоро подоспеет первая лодка. Он прорвался через бой и перерубил веревочную лестницу, по которой уже начали подниматься испанцы, и они с криком и проклятиями свалились в воду. В этот момент он неосмотрительно подставил себя под удар, острое лезвие резануло его по руке, и он выронил саблю. Пришлось обороняться лишь собственной ловкостью, пытаясь подступиться к брошенному оружию. Он сумел расправиться с испанцем голыми руками, хорошенько ударив его по челюсти, что вывело врага из равновесия. И теперь, улучив мгновенье, он тут же бросился за саблей.

Кто-то из врагов кинул за борт вторую лестницу с канатами, и тогда испанцы повалили на палубу с утроенной силой. К сожалению, им не удалось воспрепятствовать, и враги один за другим поднялись на корабль.

Генри дотянулся до сабли, сжав рукоять окровавленной рукой, и в этот же момент понял, что всё вокруг замерло и подозрительно затихло. Он поднял взгляд и с ужасом понял, что не успел совершить задуманное. Перед ним стояла уже целая дюжина испанцев.

 

Обагренные кровью сабли и ножи попадали на палубу одна за другой с пронзительным звоном, который болью отдавался в висках. Помимо самого капитана Хартголда, ранены были еще Томас и Филипп, остальные были целы, а из индейцев осталось лишь двое.

Генри печально осмотрел своих союзников, задержав взгляд на младшем брате, и виновато опустил глаза. Никогда еще он не чувствовал себя таким ничтожным и жалким, сейчас он злился прежде всего на себя. Ему казалось, что он просто притягивал неудачу. И он никак не мог смириться с тем, что теперь ему и его людям пришел конец.

Либо его вместе со всеми вздернут прямо сейчас, либо отвезут на потеху святой инквизиции в Гавану, где их обрекут на страшные муки и в конце концов сожгут на центральной площади. Нарисовав теперь себе такое будущее, Генри вдруг пожалел, что бросил саблю. Куда лучше было бы умереть в бою.

Капитан испанцев, разодетый как щеголь в красивый черный камзол, но малость потрепанного вида, вальяжно прохаживаясь взад и вперед, посмотрел на своих поникших пленников и рассмеялся им в лицо. А затем приказал связать и запереть их в трюме, напоследок бросив пару глумливых фраз на английском языке.

В трюме был спертый воздух, и помимо прочего, здесь стояли страшный смрад и сырость. Оставшихся в живых пленников спустили по узким коридорам в самое чрево корабля. Руки у них были завязаны сзади, а конвой состоял из трех вооруженных людей.

Филипп был сильно ранен, и кровь залила всю его ногу, он тяжело шел и спотыкался от слабости. В какой-то момент испанец позади грубо толкнул его вперед, и молодой человек, ко всему прочему, ударился головой о стену. Его это сильно разозлило, и именно в этот миг он понял, что не сможет терпеть унижения, и более того, он был почти уверен, что скорее исчетчет кровью в этом трюме, чем когда-либо вновь увидит белый свет. А учитывая, что последний его выбор был неверен, когда он позволил страху взять над собой верх, юноша решил, что больше не совершит подобной ошибки. Он больше не заклеймит себя трусом и не прогнется под чужие правила.

Филипп резко бросился на испанца с фонарем и толкнул его к стене. Враг ударился о переборку, другой конвоир, поддавшись панике, в тот же миг выстрелил в Филиппа, но пуля прошла насквозь через плечо и ударила в лампу. Осколки и масло разлетелись в стороны, и один из испанцев загорелся.

Под общей суетой в узком коридоре Томас, который был ближе всего к первому конвоиру, резко дернулся в его сторону и всем своим могучим весом ударил его плечом о стену. Прозвучал второй выстрел, пуля миновала великана и жалом впилась к деревянный пол. Генри помог Томасу справиться с испанцем, хорошенько наподдав ему сапогом по голове.

Филипп обмяк и, опустившись на пол в коридоре, перекрыл проход. Последний конвоир замешкался и бросился бежать, а второй из них всё еще кричал от пожирающего его пламени. Эрик прижался к стенке, в ужасе наблюдая за пожаром, а Клод хорошенько пнул конвоира, и тот повалился на пол. Некоторое время он еще подавал признаки жизни, но вскоре умолк. А другой его приятель ринулся наверх.

– Не дайте ему уйти! – крикнул капитан, когда заметил, что последний конвоир скрылся в темноте узкого коридора. К тому времени он уже освободил свои руки ножом, который нашел у первой жертвы, и сам бросился за испанцем. Догнав его у самого выхода, он ударил его несколько раз ножом в бок, и тот свалился на пол. В тот же миг Генри закрыл дверь и быстро спустился вниз.

Филипп сидел, устало облокотив голову о стену. Крови было так много, что капитан сразу понял: он не жилец. Генри присел рядом с ним и, оторвав у себя рукав, вопреки всему, принялся перевязывать его раненую ногу.

– Ну ты дерзкий парень, Филипп. Ты просто предвосхитил все мои ожидания. Держись молодцом. – Он похлопал его по плечу и крепко взял за лицо обеими руками. – Это еще не конец. Ты меня понял?

– Да, сэр…  – слабо ответил Филипп, и его бледного лица коснулась еле заметная улыбка.

Внезапно шум цепей в трюме привлек всеобщее внимание. 

– Кто здесь?! – громко спросил Томас.

– Помогите нам! Помогите! – завыли голоса из темноты.

Генри тут же оставил Филиппа и спустился ниже. Клод и Томас с капитаном настороженно переглянулись и, взяв оставшийся фонарь, прошли немного вперед. Свет озарил темные коридоры, и они увидели по ту сторону металлических прутьев нечто живое.

Перед их взором открылась картина, которая ошарашила их. Это были жалкие остатки прежней команды Доброжелателя. Во главе неё был Ричард Палмер, бывший боцман, который решил отделиться от команды Попутного Ветра еще в те времена, когда они делили власть и корабли.

Найденные ключи у одного из испанцев быстро прошлись по замочным скважинам тяжелых оков. Освободив старую команду, Генри насчитал еще четырнадцать человек, помимо группы захвата. Все они были слабы, но гнев, кипевший в их жилах, так и выплескивался наружу, и они грозились учинить жестокую расправу над своими мучителями.

Ричард Палмер поднялся с пола, подошел к Генри и крепко пожал ему руку:

– Вот кого я не ожидал здесь увидеть, так это тебя, – прохрипел бывший бунтарь. – Ты – капитан, Генри... Веди нас.

– Что с вами случилось?

– Три дня назад мы нарвались на испанский корабль, думали поживиться, но заигрались и пустили его на дно, а эти чертовы собаки во время абордажа прищучили нас. И вот мы что имеем, то и имеем, а скорее, имеют нас, – иронично заключил Ричард, потирая запястья.

– У нас пара пистолетов и два ножа, поэтому нам приходится рассчитывать лишь на собственные кулаки и зубы. Но надо сказать, мы хорошо подрезали испанцев, поэтому будет немного легче. Сейчас на палубе еще человек двадцать индейцев, и если их освободить, то наша сила приумножится. Мы зажмем этих сук с двух сторон, но нам следует поторопиться.

 

Обезумев от гнева и в край, отчаявшись, пираты с бешеным криком высыпались гурьбой на нижнюю палубу. Вдохнув наконец в легкие воздух свободы, они, будто разъяренные звери, накинулись на испанцев, которые уже караулили их. Последовали выстрелы, скосившие первый ряд вырвавшихся пленных, за которым поднялся следующий. Пираты с неистовой злобой убили всех, кто вставал на их пути, и вскоре, уже вооруженные саблями во главе с капитаном Хартголдом, оказались на верхней палубе.

Клод быстро пробрался к связанным индейцам и, освободив их, велел сражаться до последнего. В бой пошли не только мужчины, но даже женщины, и пусть они уступали мужчинам в силе, но гнев их был так силен что они были не менее опасны, чем даже вооруженные испанцы.

Когда верхняя палуба залилась кровью и не осталось в живых ни одного врага, Генри остановил бой и напряженно оглянулся, ища капитана. Краем глаза он увидел, как тот скрылся в каюте и забаррикадировался, пытаясь отсрочить час расплаты. Но дверь ненадолго стала его защитой, и в очень короткое время ее снесли с петель.

Посреди каюты стоял испанский капитан, держа в руке пистолет.

– Английская псина! – закричал испанец на ненавистном ему языке и в тот же миг нажал на спусковой крючок.

Генри увернулся и спрятался за переборкой, взволнованно отдышавшись. Потом выглянул и, убедившись в том, что испанцу нечем стрелять, вышел ему навстречу.

− Давайте договориться, – заговорил испанец на ломаном английском.

− Договориться?

− Да, да… Выкуп, – раздраженно сказал капитан. – Много денег.

Генри прошел неторопливо от одного края стола к другому, о чём-то размышляя про себя. 

– Что ж… «много денег» мне надо, – сказал капитан Хартголд, глумливо повторив его акцент. – Но договориться у нас получится только в одном случае: когда ваша голова окажется у меня в руках. – Он тут же бросился на свою жертву и повалил её на пол. Завязалась драка, испанец неистово сопротивлялся, но Генри, ударив его несколько раз, быстро утихомирил его и в тоже мгновение свернул ему шею.

Сидя на полу, он оттолкнул в сторону мертвеца, и тот повалился на бок. Генри  устало облокотился спиной о стол и, вытерев трясущейся ладонью лицо, тяжело отдышался. Голова шла кругом, он потерял счет времени, но разогнав туман в голове, он вдруг вспомнил про Филиппа. Выйдя на палубу, он нашел его лежащим на полу у бака. Эрик с Томасом вытащили парня из трюма после окончания битвы и находились сейчас рядом с ним.

Филипп, тяжело дыша, приоткрыл глаза, жаждущие жизни, и преданно посмотрел на капитана. Генри не сразу нашел, что ему сказать. Стыдясь самого себя, он боялся даже взглянуть молодому человеку в глаза. Это был стыд выжившего, стыд за то, что допустил эту потеряю, стыд за то, что сомневался в нём.

Мальчишка сделал невероятное, он первым решил рискнуть, пожертвовав своей жизнью. А ведь недавно он плакал как дитя и кричал, что не хочет умирать как трус.

Капитан присел рядом с ним и по-отцовски погладил юношу по светлой голове:

− Ну вот, Филипп… ты теперь герой… – тихо сказал он ему напоследок.

Юноша улыбнулся, и в тот же миг по его щеке скользнула слеза. Он бессильно закрыл глаза – в этот раз, к сожалению, уже навсегда.

 

Рано утром, когда солнце едва поднялось, Джоанна проснулась, лежа на циновке в небольшом доме, и услышала шум на улице. Это ее сильно встревожило, и она растолкала лежащего рядом Мартина, который тут же поднялся. Оба они осторожно выглянули из дверного проема.

– Это наш капитан! – радостно воскликнул мальчик и выбежал на улицу. – Давай, Джоанна, быстрее! Мы скоро отправимся домой!

Девочка встревоженно почесала повязку на глазу и зевнула, но не торопилась бежать навстречу. Она осторожно вышла и, ухватив Мартина за плечо, притянула к себе. Юнга смутился, но подчинился и замер в ее объятьях.

На главной площади стоял Гуамани и радостно приветствовал своих людей. Вокруг собралось много его соплеменников, они радовались и плакали от счастья. Среди них Джоанна не сразу заметила капитана Хартголда, а когда увидела его, то ужаснулась.

Мало чего в нём было от человека – скорее, перед жителями деревушки предстал демон мщения. Вид его был воистину ужасен. Он был мокрый от пота и крови, со свежими шрамами и оторванным рукавом, а лицо его стало черным от пороха и запекшейся крови. Раненая рука была завязана грязным бинтом. От усталости Генри еле держался на ногах, сжимая окровавленный мешок, с которого до сих пор капала вязкая кровь. 

Вождь радостно поприветствовал своего теперь уже гостя, а не пленного. Он пригласил его подойти ближе, и капитан, отделившись от своих людей, вышел на главную площадь и, вытянув мешок вперед, разжал пальцы. Багровый от крови сверток ударился о землю с глухим стуком и покатился к ногам Гуамани. Вождь опустил взгляд на мешок и, торжествуя, достал голову испанца. Держа ее за волосы, он показал своим людям.

В этот миг Мартину стало дурно, и позыв рвоты не заставил долго ждать. Он вырвался из рук Джоанны и, согнувшись пополам, опорожнил содержимое желудка. Но девочка как стояла замерев у дома, так даже и не шелохнулась. Всё ее внимание было сосредоточено не на отрубленной голове, а на капитане.

Он выглядел таким уставшим и при этом пугающим, что это невольно вызывало жалость и сострадание. Но она была рада видеть его сейчас, хоть и тяжело было себе в этом признаться. Когда Генри увидел ее, то тут же приободрился и не торопясь подошел к ней ближе.

Взгляд его был полон боли, он неловко посмотрел на свои окровавленные руки и вытер их о грязную рубаху. Затем он усмехнулся сам над собой и протянул руки ей навстречу. Осмотрев его с ног до головы, Джоанна взглянула ему в глаза так, как никогда еще не отваживалась. Ее взгляд не был сейчас ни робким, ни пугливым – это был взгляд человека, который уже ничего не боится.

Она вдруг прижалась к нему и растворилась в его объятьях.

​